Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

— Говори, тебя обидели? — сменил он тон, но злости в его голосе прибавилось.

И о чем он сейчас подумал? Но выяснять не стала, а просто опустила одеяло, открывая спящего на моей груди ребенка. Смешки и перешептывания вмиг прекратились. Новорожденный младенец и залитая кровью рубашка заставили замолчать даже самых ехидных. Задеревеневшими пальцами я развязала узел на шее и, перехватив мальчика, протянула его лорду. Ребенок, потеряв источник тепла, громко закричал, размахивая крошечными кулачками и открывая сверкнувшие на свету серые глаза. Глаза Вульфов.

Я так и стояла, держа на вытянутых руках младенца. Лорд, казалось, смотрит, но не видит ничего перед собой. Неужели не примет? Беспомощно оглядевшись, встревожено посмотрела на Гая. Но и он, не отрывая глаз от ребенка, словно заледенел.

— Милорд? — позвала я, разбивая их оцепенение.

Он медленно поднял руки и принял мальчика. Привлекая его к себе, Вульф потянул носом как пес и прикрыл глаза.

— Дак? Лея? — не поднимая век, сипло спросил он.

Я виновато опустила глаза. И если смерть барона не на моей совести, то его жена была доверена мне. Пусть мы обе понимали, что она не выживет, но именно моя рука ускорила ее кончину. Чувство вины вновь накатило волной, отбирая скудные силы и притупляя недавно вспыхнувшую обиду. Все, на что я была в тот момент способна, это отрицательно покачать головой, подтверждая его еще нечеткие опасения.

— Когда? — он не открывал глаз, но почувствовал мой ответ, который и так уже знал.

— Сегодня ночью, — с трудом выдавила я из себя.

— Что случилось?

— Не знаю, — тяжело приносить плохие вести. — Я случайно оказалась неподалеку от места нападения.

— Случайно? Ночью?

Прищуренные глаза Локи и его вкрадчивый голос вызвали очередную паническую волну. Меня удивляло и пугало изменение, произошедшее в этом молодом оборотне.

Отвечать я не стала. А лорду, похоже, до нас дела не было, он продолжал всматриваться в ребенка на своих руках, который почувствовав родную кровь, затих.

— Гай, нам нужна кормилица, — вдруг очнулся лорд от своих мыслей. — Локи, воевод ко мне. Я лично отрублю руки всем, кто в этом участвовал, и брошу их подыхать.

У него были такие жуткие глаза в этот момент, что оборотни, находящиеся в зале, сорвались со своих мест, спеша выполнить задание. Жесткое лицо заострилось и мне даже на мгновение померещились удлинившиеся клыки. Вульф, вскользь мазнув по мне взглядом, бросил «спасибо». А затем развернулся и вышел, прижимая к себе племянника. Он двигался отрывисто и угловато, как будто сдерживая свое тело.

Потеряно озираясь, я поняла, что обо мне уже все забыли. Как во сне вышла на улицу, где под ярким теплым солнцем бродил холодный ветер.

«Спасибо». Так странно. Люди часто приходят к травницам и многие принимают помощь, в которой мы не можем отказать, словно должное. Некоторые оставляют монеты, считая, что нельзя быть должником ведьмы, но никто никогда не говорил «спасибо». Никто. Никогда. А сейчас от простого слова, брошенного между делом, тепло разливалось глубоко в груди, согревая и залечивая душевные раны. Платы свыше этого мне еще не приходилось принимать.

Преодолевая двор замка, я не обращала внимания на взгляды прохожих. В голове бродил только один вопрос — «что делать дальше?» Вернуться домой я не могу, некуда. Показываться в деревне тем более нельзя, это смерти подобно. Придется искать новое пристанище. Окинув себя придирчивым взглядом, грустно усмехнулась — и правда ведьма. Сейчас, когда груз ответственности был с меня снят, я в полной мере ощутила холод, усталость и голод. Мысли попросить еды здесь и не возникло. Благо, живой отпустили.

Когда я выходила за ворота, никто не пытался меня остановить или задержать. Облегченно выдохнув, я направилась к лесу, надеясь, что подозрения Локи еще нескоро заразят остальных и мне дадут уйти подобру-поздорову. Часто гонец, принесший плохие новости, теряет свою голову, будем считать, что мне посчастливилось унести ноги.

Найдя в перелеске небольшую лужицу, я разбила тонкий ледок, который не сошел под солнцем благодаря тени деревьев, и наскоро смыла с себя грязь, кровь и усталость. Переплела распустившуюся косу и повытаскивала из нее кучу веточек и пожухлых лепестков. Почувствовав себя человеком, стала составлять план дальнейших действий.

Выводы оказались плачевными. У меня больше ничего нет, но к разоренному дому все же придется вернуться. Под каменной печью есть маленький тайничок, сделанный еще моей бабушкой. Там, в металлической шкатулке, хранятся монеты, которые нам оставляли те, кто покупал лекарства для себя и своих близких. Но даже не деньги основная моя цель. Среди серебра и меди лежит медальон, принадлежавший моей воспитательнице. Кусок шлифованного серебра, яркий как луна, на толстой цепочке. Она его берегла и хранила как зеницу ока. Это был подарок любимого мужчины, единственного, которому было плевать на слухи и наветы, единственного, кто искренне любил «ведьму». Он погиб еще совсем молодым, так и не успев жениться, но остался в сердце одинокой травницы. Она оставила эту вещь мне, в качестве напоминания, что любовь есть, и просила отдать ее тому, кто станет для меня ценнее жизни.

Но в свои двадцать лет я только все больше и больше разочаровывалась в людях. Сомневаюсь, что найдется мужчина, способный заставить меня поверить и довериться. Я не знаю, что такое любовь, но представляла ее именно такой — непоколебимая вера. Но даже если мне никогда не придется дарить кулон, я обязана его забрать и сохранить.

Дорога назад показалась мне бесконечно длинной. Лишь к темноте мне удалось попасть на место, где совсем недавно стоял мой дом. Все, что от него осталось — это разоренное пепелище. Печная труба одиноко возвышалась среди выжженной земли, кое-где виднелись глиняные черепки и остатки от металлической посуды. Вот так мою жизнь, которую я знала, можно было собрать в одну горстку серого пепла. Жаль ли мне? Не знаю, оцепенение и усталость не позволяли эмоциям прорваться наружу.

Я шла по пепелищу, ощущая под ногами все еще теплую обугленную землю, и надеялась на то, что пожар не повредил тайник. Каменная кладка основания печи была цела и, выдохнув с облегчением, я принялась ковырять пространство между кирпичами. С трудом, но кладка поддалась, и мне удалось вытащить камень, закрывающий доступ к шкатулке. Она оказалась теплой, но бледный рисунок не пострадал, и значит, металл недостаточно прогрелся, чтобы спаять податливое серебро.

Я так увлеклась своим занятием, что не сразу услышала шум за спиной. Резко обернувшись, я поняла, что меня ждали, и у меня нет ни единого шанса избежать расплаты.